Острое напряжение армянского вопроса в наши тя- * гостные дни и глубокое негодование, вызываемое» елу^ хами, письмами, газетными-ссстямп с Кавказа, побудили меня написать несколько статей о том, что и как сделало, делает и намерено сделать европейское общество для устройства этого несчастнейшего народа и какое-либо подобие политического порядка, способное охранять человеческие личность и благосостояние.

Пользуюсь случаем .выразить глубочайшую благодарность всем лицам, снабжавшим меня материалами к политическому изучению армянского мартиролога, и в том числе прежде всех —dr. И. 3. Лорис-Меликову, неутомимому труженику «pro Armenia», осветившему для меня многие темные места вопроса с пламенною искренностью пылкого патриота и с изящным беспристрастием истин-ного европейца.

Армянский вопрос был поставлен пред Европою официально лишь после русско-турецкой войны,— сплою Берлинского трактата, обещавшего параграфом 62* ту-рецким армянам некоторые элементарные реформы. При всей скудости этих посулов, засвидетельствованных по-ручительством шести европейских держан, ожидание реформ как бы воскресило исстрадавшийся под турецким игом армянский народ и внушило ему надежды па лучшее и скорое будущее. Но... мало в истории человечества разочарований, более обидных, жестоких и унизительных, чем выпали на долю армянских надежд! Вместо маленьких благ от почти небрежно брошенной 62-й** статьи Берлинского трактата, она родила армянскому народу неожиданные бедствия, едва ли не превзошедшие несчастья прошлых веков, когда О И изнемогал в борьбе с мусульманским напором за право своего существования. Я не имею в виду рассказывать ab ovor'7 историю армян: ведь ее пришлось бы начать от веков ассиро-вавилонских! Напомню лишь, что армяне — древнейший народ христианской культуры и, с основанием I Азии мусульманских государств, они — естественный форпост и буфер против натиска па культуру ь»ту мусульманского фанатизма. Проводя столетия на тяжелом военном положении, жертва разнообразнейших национальных и религиозных гонений, армянский народ, естественно, до лжей был развить широкую эмиграцию I разные* страны Европы и Азии, Коренное население Армении — мирное, земледельческое, по преимуществу, склонное к ремеслам, способное к торговле. Многовековая борьба с мусульманским фанатизмом закалила его в большую нравственную силу; его религиозная и национальная стойкость омыта реками крови. Отделившись от вселенского собора, армяно-григорианское вероисповедание, изолированное от византийского и латинского христианства, заключило тесный союз с нацией и стало как бы ее историческим символом. Христианство в Армении, окруженной бушующим мусульманским океаном, в течение многих столетий было знаменем цивилизации, маяком прогресса. Поэтому когда народ армянский пришел в соприкосновение с московским христианским царством (XVII в.), то приковался к нему, как к родному, всеми своими симпатиями. В течение трехсот лет армянский народ был неизменным проводником и помощником русского влияния на Кавказе. Русские цари очень хоро-шо понимали пользу этого нравственного союза и многократно старались поддержать и закрепить его узы знаками своей признательности. Русскую культуру армяне принимали с полною готовностью. Дети в армянских семьях с пеленок обучались русскому языку, армянин считал священным долгом своим дружить с русским обществом, щеголял уменьем жить по-русски, знанием русских обычаев и нравов, русским самоваром и русскою речью.

Турецкие армяне смотрели на армян русского Закавказья с завис1ъю и об одном мечтали— очутиться в тех же условиях. В последнюю русско-турецкую войну армянское население с духовенством во главе встречало русские войска крестными ходами. Русская армия шла к своим малоазиатским победам страною негласного на-ступательного союза. Интеллигенция армянская не выделяла себя из русской и, как часть в целом, шла за всеми ее течениями, порождая и передовых людей, и ретроградов,— свободомыслящих и клерикалов,— революционеров и чиновников,— людей мира и генералов,— конституционалистов и самодержавных бюрократов, до министров, как Делянов58, и диктатора, как М. Т. Лорис- Меликов, включительно. Армянская литература, ведя свою культурно-образовательную работу почти исключи-тельно средствами русской легальной литературы, либо переводя русских классиков, либо переделывая их творения в формы, приспособленные к условиям местного быта. Я категорически утверждаю, не боясь опровержений, что до девяностых годов в течении общественной армянской жизни на всех путях и во всех ручьях ее не было и следа сепаратистских тенденций и армянское общество не отделяло своей судьбы от России и русского

(

народа. Больше того: даже в Турции, несмотря на страшные притеснения, народ армянский предпочитал тогда условным и воздушным мечтам о каком-либо своем независимом царстве надежду, определенный параграф Берлинского трактата. Впоследствии, когда международные посулы распались прахом, возникли национальные группы и организации, прославленные сепаратистскими, но в действительности тоже стремившиеся лишь получить обещанные реформы. Такова была даже и партия журнала «Хнчак» («Колокол»), издаваемого в Женеве под влиянием русской эмиграции и с социалистическою [ окраскою. На почве русских же влияний создалась революционная организация армянской федерации, вызванная к жизни инициативою бывших студентов С.-Петербургского и Московского университетов. Здесь были богами Тургенев, Достоевский и, в особенности, Михайловский. Таким образом, даже в своей «революции» армяне не сходили с устоев русской культуры и проводили ее учения, как идеалы, в свой собственный быт. Эта федеративная организация даже и не включила в свою программу службы социалистическим учениям. Всецело обращенная в пользу турецких армян, она проявляла свою деятельность исключительно в материальной и нравственной помощи нуждающимся соотечественникам. Политические требования партии отличались такою умеренностью, что 3-го ноября 1896 года при запросе во французском парламенте по армянским делам депутат

Д. Кошен, консерватор и католик, счел возможным прочитать дословно всю программу этих революционеров, и палата единогласно признала ее удовлетворительною. Армянам русским ставились-в вину их отлучки за'турецкую границу для вооруженной • помощи гибнущим братьям. Преследователи этого патриотического- порыва забывали сербскую войну, русских добровольцев и Чер-

В настоящее .время обстоятельства-резко изменились: Между Россией и возмущенным армянским обществом

вырыта широкая и глубокая яма. Работала над созданием пропасти этой рука искусная, почти гениальная. Разрыв России и армянства — единовременно, месть за поражение Турции силою оружия в войне, когда, освобождая славян, русские остановились у стен Константинополя, и результат дипломатического поражения России на Берлинском конгрессе. Главным организатором распри всюду был и остается — умный, честолюбивый, очаровательный для окружающих — султан Абдул-Гамид: типический восточный деспот, со всеми талантами и пороками средних веков; человек, которого Гладстон называл «Великий убийца». Только истории будущего, и, может быть, не близкого,— удастся разобраться в хитросплетениях сетей, которыми этот царственный Макиавелли, омытый кровью с головы до ног, умел провести и до сих пор водит за нос все европейские кабинеты, строя свое благополучие на их взаимобоязни и раздорах. Разумеется, какие бы ни писались трактаты и параграфы, султан не мог допустить автономических движений среди своих христианских подданных: это было бы сигналом к распадению и к личной гибели Абдул-Гамида. В особенности же пугало и смущало его падение самодер-жавного султанского авторитета в Малой Азии — в этом заселенном армянами, как выражается сам Абдул-Гамид, «туловище империи». При помощи Англии, исторической соперницы России на востоке, Абдул-Гамид разбил русских в дипломатической кампании Берлинского конгресса, и хотя потерял Болгарию и несколько малоазиатских округов, успешно отделался от опаснейших для себя требований Европы голыми обещаниями реформ в Армении и Македонии. В дополнение несчастий той и другой страны проведение реформ было поставлено под общий контроль европейских держав, что отняло у них всякую побудительную силу и превратило освободительные па-раграфы Берлинского трактата в мертвую букву, которою султан играет как хочет. Бакшишами в виде концессий, подарков, дипломатических уступок он всегда умсег купить себе расположение какой-либо державы, и та, закупленная, соглашается с ним.

— Мы не возбудим запроса о реформах, будем молчать и поддерживать status quo, но — уж, пожалуйста, чтобы у вас было, хоть на вид-то, все спокойно!

Султан неизменно обещает и неизменно обманывает даже и в этом! Да и не может быть иначе. Между его коварными обещаниями и спокойствием христианских подданных стоит лютым врагом прежде всего его личная мания величия, чтобы питать которую он нуждается в деньгах и набивает ими свои сундуки, выжимая податя- . ми и налогами последние соки своей райи. Султану подражают его верные слуги, от великих до малых, и таким ■ образом создается режим совершенно невыносимого I деспотизма и организованного, бесконтрольного грабежа.

|

| Абдул-Гамид человек зоркий. Он угадал опасность в Стечениях панславизма и пангерманизма и своевременно J противопоставил им в качестве халифа правоверных проповедь панисламистскую. Эмиссары панисламизма I переполнили Кавказ, и кровавые результаты их фантастической и ловкой пропаганды не замедлили ужаснуть в Европе всех, кто способен мыслить и чувствовать. Но коса нашла на камень. Султан и покровительствующие ему державы забыли, что армяне — не какое-нибудь дикое африканское племя, существующее или истребляемое по воле европейцев, но этот народ богат историческими традициями и национальным самосознанием, Армяне не позволили предать забвению обещанные реформы. Они неустанно напоминали о себе печатным словом, манифестациями, добровольческим движением на помощь малоазиатской инсурекции. Совместное действие этих двух причин — варварски провокаторского режима и революционного ему противодействия — привело к мере «спокойствия», по ужасу своему вряд ли имеющей равную в истории человечества. В 1894—96 гг. султан, вместо всяких реформ, решил просто вырезать армян и таким образом погасить надоедливый 62* параграф Берлинского трактата — неимением тех, кому он покровительствует. Избиение было благословлено европейскими друзьями султана. Massacrez, Majeste mas- sacrez! — Этот легендарный совет представителя России, посла А. И. Нелидова, если даже не раздался вслух, то реял в воздухе Ильдиз-Киоска и, вдохновив и^лам, стоил жизни 300 000 армян. Известно, что политика больших и малых армянских избиений успешно практикуется султаном и по сию пору.

Отношение России к этим бойням приходится, с со-жалением и стыдом, характеризовать одним словом: попустительство. Испытав пресловутую «неблагодарность» освобожденной Болгарии, Россия отказалась от своего спасительного амплуа спасительницы христианских народов на Ближнем Востоке и повернула на иной путь. С разочарованиями внешней политики совпала внутренняя реакция восьмидесятых и девяностых годов, о воинствующей    символ православия и русизма, а русизм предлагался в венец здания будущего панславизма. Политика уравнительного обрусения проникла на Кавказ в целом ряде систематических организованных репрессий, направленных против армян, с грубым, настойчиво вызывающим насилием. Местная администрация подливала масло в огонь и, замечая, что Петербургу угодно существование армянской крамолы, возбуждало правительство против армян частыми и раздутыми данными. Особенно плачевую роль взял на себя в этой трагедии главноначальствующий Голицын, окруженный официозными провокаторами вроде покойного Величко. Он систематически вел Кавказ к лютой племенной вражде между местными народностями. Сперва велась пропаганда в печати и через подчеркнутое внешнее правительственное предпочтение, чтобы натравить на армянство грузин. Это не прошло. В конце 90-х годов в Елизаветполе был обнаружен мусульманский заговор, найдены прокламации Абдул-Гамида, и панисламистское движение перестало быть тайною для Голицына. Чем бы понять всю угрозу этого открытия, кавказский сановник только обрадовался ему, узрев в панисламистах будущее оружие против армян. И оно пошло в ход.

Режжиссировал русско-армянскою трагедией, по обыкновению, султан Абдул-Гамид. Одною рукою он направлял на Кавказ фанатичных агентов ислама, другою писал лукавые ноты-доносы, пугавшие русскую дипломатию, тем более, что Абдул-Гамиду было очень легко фабриковать привычною ему провокацией маленькие, как бы оправдательные факты. Громадное значение в ухудшении русско-армянских отношений имел и перенос центра внешней русской политики на Дальний Восток. Россия позабыла историческое значение культурного армянского аванпоста и решила, что армяне на Ближнем Востоке ей более не нужны, и выбросила за борт своего государственного корабля. На репрессий вызывающей русской политики армяне долгое время отвечали покорным молчанием. Чашу терпения переполнила конфискация церковных имуществ: Петербург нанес удар национальному символу армянства — церкви — и тем ясно показал, что, как с народностью, он с армянами считаться и церемониться не намерен. И весь армянский народ вспыхнул дружным, общим, невольным и естественным негодованием. Он кипит, горит, и силою угасить его нельзя.

Девизом русской политики по отношению к Армении стала фраза Лобанова-Ростовского: «Мы не желаем второй Болгарии», что, как нельзя более, оказалось на руку султану Абдул-Гамиду, который исповедует, в свою очередь, «Армению без армян». Русская дипломатия развязала ему руки для политики огня и меча. Известно, с какою строгостью относилась кавказская администрация к переходу границы русскими армянами-добровольцами. Казацкие пикеты расстреливали их на границе, как собак, без суда и следствия. В знаменитые константинопольские ночи 1896 года послы европейских держав ждали инициативы к вмешательству со стороны русского посла, как естественного и традиционного за-щитника христианских интересов под турецким игом. А г. Нелидов молчал и враждебно бездействовал, если,— как до сих пор сохранилось убеждение у дипломатов- очевидцев,— не подстрекал. Печальнее всего, что к подобным подвигам русской политической бюрократии более чем равнодушно относилось в то время и русское общество. Официальная и официозная пресса неутомимо травила армян, как неукротимых сепаратистов и изменников России. «Новое Время» печатало фантастические фельетоны об армянском царстве до Ростова-на-Дону и корреспонденции Русского Странника (покойный Е. Л. Кочетов), отрицавшие ужасы константинопольской расправы и оправдывавшие турок «с государственной точки зрения». Даже в либеральном русском лагере армянам не везло. Михайловский в это время преподнес армянскому патриоту Прскому жестокую фразу, что он знает армян лишь как торгашей, а Лев Толстой отказал Джан- шиеву участвовать в его благотворительном сборнике в пользу страдальцев Сасуна и других разгромленных урочищ Малой Азии. При таких условиях не удивительно, что взоры и симпатии армян, отшатнувшись от России, обратились на Запад, к Англии. Ведь она провела реформы на Берлинском конгрессе! Ведь из Англии гремели могучие протесты Гладстона! Известно, что Англия, под впечатлением армянских боен, готова была настаивать на немедленных реформах, при согласии и поддержке Италии. Но эта дипломатическая кампания была сорвана Францией в лице министра иностранных дел Гано- то, который нашел почву армянского вопроса слишком опасною для франко-русского союза. Огромною ошибкою русской дипломатии было не допустить охраны мало-азиатских христиан постоянным присутствием военных судов от европейских держав—международных станцио-неров. Таким образом, выходило, что Россия делает все для султана и ничего для армян: больше того, она будто в союзе с султаном против армянства! Впечатления понятны. Выросло обожание Англии. Летели восторженные адреса признательности Гладстону. А русская пресса, покорствуя внушениям азиатского департамента, вопила про английскую интригу и про измену армян.

Противоармянская политика России не оправдывалась даже какими-либо практическими выгодами национального эгоизма. Она была сплошь вредна самой России, уничтожив ее нравственный престиж в Малой Азии в то самое время, как на сцену Ближнего Востока вышел новый актер с важною, если не решительною ролью. То был Вильгельм II, император германский, в чьей нежной дружбе султан Абдул-Гамид нашел защиту от равно опасных ему России и Англии. Заручившись многочисленными концессиями, оцепив Турцию своими агентами и миссионерами, Вильгельм тоже нашел у себя две руки, из которых правой незачем знать, что делает левая. Представитель германского посольства официально протестует перед Портою против избиения армян, но в кармане мундира у султана лежит собственноручное письмо Вильгельма II — carte blanche царственному другу: султанствуй, как тебе угодно,— на то ты и тень Аллаха на земле. Двуличность Вильгельма II известна. Никто злее его не высмеивал Абдул-Гамида в интимном кругу, что и понятно, так как император слишком хорошо знает частный быт своего приятеля. Но прочное дело — дружба, построенная на коммерческом расчете!

«Несвоевременно!» — вот лаконический ответ Вильгель, ма на все вопли армянского вопроса. В 1902 году, леток/ в Берлине, так именно и сказал г. Лорис-Меликову ж|| профессор, слывущий личным другом императора:

— Несвоевременно. Мы знаем армян, ценим их, но еще не время переносить армянский вопрос на политическую почву.

' Что касается общественного мнения, то ведь в Гер. мании вопросы внешней политики — почти вне его сферы. Общественному мнению Германии еще слишком много дела в области внутреннего конституционного развития и политической самозащиты. Внешняя политика— дело императора. Есть и еще одно досадное препятствие, вооружающее общественное мнение Германии против армянского вопроса. Это политическая сплетня, будто весь армянский вопрос есть не более, чем русская интрига, а армяне—русские агенты. Эту дикую формулу, провозглашенную Либкнехтом, враги армян старались распространять не только в Германии, но и в Англии, даже во Франции. Тем не менее во всех слоях германского общества, а в особенности в университетских кругах и в передовых политических партиях имеются искренние друзья армян. Таковы: профессор фон Бар, делегат Гаагской конференции, В. Форстер, директор берлинской обсерватории, социалист-ревизионист Бернштейн; ар- мянофилом был и покойный историк Моммзен. Зерно германского контингента друзей Армении — в кругу миссионеров и лиц, причастных к протестантскому миссионерству на востоке. Во главе их стоят известные др. Лепциус* и Рорбах. Но эта группа — по деятельности — религиозно-филантропическая и крайне боязлива в поли-тической практике, опасаясь компрометировать свои просветительные учреждения на Востоке. То же самое надо сказать об однородных группах Дании, Голландии, Бельгии, Соединенных Штатов и Франции. В Англии было несколько иначе. Начатое также на религиозно- филантропической почве движение в пользу армян при-няло очень широкие размеры и покорило себе общест-венное мнение. Под влиянием громовых речей Гладсто- на правительство было вынуждено внять голосу общест-венной совести. На этот раз Англия проектировала

вмешательство вполне бескорыстно, хотя русская офн* моэиая печать и утверждала противное, Лучшим дока* шельством может служить то обстоятельство, что английских государственных людей был — поручить ви- Аолнеине реформ России, Брошюра гердота Api айльско- го от '896 года прямо заявляет, что в армянском ьоиро- Англия должна предпочесть настоящему положению ш даже протекторат России, да и теперь повторяю/ еще английские либералы, верные традициям Гладстоиа, что разрешить армянский вопрос—дело России. Но, до уже сказано, этот порыв человеколюбивой политики разбился о категорический отказ России, поддержанный Гаиото. Англия осталась вдвоем с слишком слабою Италией. Султан еще раз взял верх над Европою в политической игре, и гибель 300 ООО ни за что, ни про что истреблеиных армян осталась без возмездия!

Политическое поражение Англии в армянском вопросе было для армян тем большим несчастьем, что с тех вор и английское правительство, открыв свое бессилие помочь делу, приглушило армянофильские течения, чтобы не внушить тревожной, ожидающей нацни несбыточных надежд, возможность осуществления которых слишком обидно и опасно компрометировала бы своею наглядностью многолетнее обаяние британского престижа. К тому же подоспела Трансваальская война, погло-тившая все внимание английского народа. Немногочисленные друзья Армении, сохранившие верность ее делу, члены бывшего активного комитета и гладстоновцы, потеряли всякую надежду когда-либо упорядочить воврос. Даже такие твердые армянофилы, как Бентинг, редак-тор «Contemporary Review», признаются теперь, что в 1902—1903 годах они были готовы держать какие угодно дари, что армянскому вопросу никогда уже не всплыть наверх в Англии.

Если злополучный вопрос не потонул действительво, йа то надо благодарить Францию, где, вопреки стара- заинтересованной дияломатии погасить воврос Я кассовых убийствах «Красного султана», ужасы | кик нашли дружное эхо на обоих флангах оапозншш: у шоликов в лш Д. Кошена, графа де Ш* и, | В иости, отнд Charmertan'a, издавшего знаменитый свой мартиролог армянского народа, и у социалистов щ Жоре- и Лрессалсе во главе. Незабвенна мог}'чая речь Дана Жореса при запросе в палате, когда знаменитый оратор, язвительно бичуя политику ру^ко-французского союза, тяжко обрушился на пресловутую формулу, На, вязанную русской политике в Малой Азии князем л0.

бановым-Ростовским.                Щ

— Я не хочу, чтобы Армения стала новою Болгарией и чтобы русские армяне воспользовались против нас учреждениями, которые создадутся реформами в Армении турецкой.

На пути армянского вопроса во Франции тоже нашелся свой камень преткновения: дело Дрейфуса. Одна, ко люди, однажды взявшиеся за армянский вопрос, держались за него крепко. В 1990 году наиболее передовые и видные писатели Франции —Анатоль Франс, Жан Жорес, Клемансо и Прессансе —основали журнал «Pro Armenia». Фактическим редактором стал П. Киар, поэт и литератор, бывший очевидцем избиений в Кон-стантинополе. Журнал быстро завоевал себе популярность и широкое распространение не в одной Франции, но и во всей Европе. Он —источник наилучших и внепартийных сведений по армянским делам. Его работа, с уважением принятая к руководству в армянском вопросе наиболее почтенными органами передовой печати во всех государствах Европы, как бы воскресила армяно- фильские симпатии и манифестации. В 1902 г. был устроен в Брюсселе армянофильский конгресс с представителями от Франции, Бельгии, Дании и т. д. Съезд оказался не особенно многолюдным, но на его резолюции горячо отозвались и присоединились к ним самые выдающиеся люди современной цивилизации. С того времени армянский вопрос во Франции растет не по дням, а по часам, во всех политических слоях и партиях, неизменно выплывая на всех международных конгрессах, соприкосновенных с делом тех или иных угнетенных народностей. Чтобы объединить эти разбросанные искры в общее пламя, организован был грандиозный митинг в театре Chateau d'Eau событие необычайной важности не только для самих армян, но и для Франции: чуть ли не в первый раз видела она, что успели столковаться к совместному действию, мирно сошлись и говорят заодно в общем стройном протесте представители самых разнообразных и обыкновенно враждебных между собою партий. В протесте против турецкого режима слились

консерваторы-католики, как Д. Кошен и Поль Лероль, с социалистами, как Жорес, Прессансе, националисты, как Мильвуа, с оппортунистами и радикалами, как Анатоль Jlepya-Больё или Дестурнель де Констан, бывший делегат Гаагской конференции, пылкий проповедник политики мира, который и был выбран председателем митинга.

Громкий всепартийный протест этот вызвал волну сочувственных манифестаций во всех уголках цивилизованного мира и ярче всего отозвался в Италии с шумными демонстрациями в Милане, Генуе, Риме и других больших городах. Единственным лозунгом всех этих сборищ был 62* параграф Берлинского трактата и требование реформ.

Оживлению армянского дела значительно содействовали обострение смежного с ним македонского вопроса в 1903 году и новые ужасы тамошних турецких репрессий. В конце XIX века под влиянием идей, выраженных Гаагскою конференцией, и роста демократии в западноевропейских державах, дипломатия попробовала как будто восприять новые мирные и гуманитарные течения. В противовес реакционным союзам вооруженного мира, преследующим цели завоевания и порабощения, начали слагаться национальные группы, устремленные к политике мира и взаимных соглашений. Таким явился новый тройственный союз Франции, Англии и Италии, этот предполагаемый щит Европы против агрессивных покушений северных держав. На армянском вопросе новое дипломатическое движение отозвалось созванием конференции и организацией франко-англо-итальянского митинга осенью 1903 года в Париже с грандиозною манифестацией) pro Armenia в театре Сары Бернар. Множество французских лиц и обществ примкнули к освободительным резолюциям митинга, а Италия, как всегда, кипела по городам своими частными митингами солидарности. В июне 1904 года митинг по той же международной инициативе был повторен в Лондоне, и опять-таки на ораторских трибунах явились одинаково и либералы, и. консерваторы Англии, объединенные равным сочувствием к угнетенному народу и негодованием к его врагам.

с Так поставлен армянский вопрос в общественном мнении трех великих западных держав. Теперь каковы

его шансы у правительства в тех же де