| Главная » Статьи » Армяне "Тигранян С.Ф.: |
Армяне
| Катастрофа, разразившаяся над Арменией с тюрко-монгольским нашествием в XI и сл. столетиях, оказалась роковой для армянского народа, в корне изменив дальнейший ход его исторического развития. В продолжение четырех веков многочисленные тюрко-монгольские племена беспрерывно наводняли страну, оседая в ней и заселяя лучшие ее местности. Национальные политические организации армян были упразднены; национальный владетельный класс (царские и княжеские династии, феодальная аристократия) был уничтожен, и в конце концов от политической самостоятельности армянского народа не осталось и следа. Покинутая и одинокая перед лицом сильнейшего врага, истощенная в отчаянной борьбе, Армения становится добычей мусульманского владычества и окончательно входит в состав Турции и Персии1. Народ подвергается коренной нивеллировке - в равном и всеобщем рабстве; целиком, без различия сословий, в качестве единой покоренной крепостной массы (райя), он подпадает под власть господствующей нации и прежде всего и больше всего, конечно, ее владетельных классов. Представляя до того времени нацию с сильно развитой аристократией и вообще с резкими сословными делениями, армяне превращаются в единый, безсословный "демос", «равноправный хотя бы в своем бесправии.» Под жестокими ударами тюркского варварства Армения вынуждена была прервать оживленные дотоле сношения с культурными народами запада. И в то время, как прежде, благодаря древним связям армян с европейскими народами в продолжение ряда веков установилось не только тесное общение с ними, но и известное единство культурной жизни, ныне н затхлой атмосфере иынуждеиной изолироианносги культурный уровень армянского народа заметно понижается. С другой стороны, обезлюдение целых округов, вымирание населении и сокращение прироста - дали в итоге очень чувствительную убыль нации, результатом чего было также упрочение физического преобладания тюркских завоевателей; это последнее обстоятельство и до сих пор остается боль^ ным местом армянского вопроса. Но замерший под варварским ярмом армянский народ прошел пред тем многовековую школу культурной жизни; еще в Y-YI веке он создал свою национальную литературу и воспринял цивилизацию передовых наций того времени. Такой народ можно было бы, пожалуй, истребить физически, если бы это было под силу диким ордам завоевателей и не противоречило жизненным интересам этих кочевых - пастушеских масс, едва ли способных прокормить себя собственным производительным трудом и живших главным образом за счет покоренного земледельческого народа. Но о денационализации и ассимиляции армян полудикими татарами, конечно, не могло быть и речи. Правда, тюркский язык оказал известное влияние на армянский, местами армянская национальная речь даже уступила место тюркской, а в нескольких провинциях все это, в соединении с насильственным принятием ислама, повело даже к потере и самой национальности. Но все же в общем и целом широкие массы сохранили свои культурные и бытовые отличия. С другой стороны, и обратная ассимиляция татар армянами была невозможна, благодаря численной значительности татарского элемента, еще более усиливавшегося вследствие постоянного притока новых соплеменников. Нахлынув целым потоком и внедрившись во внутрь Армении, татары, таким образом, не сумели ни растворить в себе армянскую национальность, ни самим раствориться в ней; органическая политическая связь также не могла между ними установиться, и таким образом, оба народа, живя рядом, остались в механическом сцеплении без внутреннего единства, А глубокий и многосторонний антагонизм между победителями и побежденными осложнялся и усугублялся еще целым рядом контрастов и различий: христиане и мусульмане; представители оседлого быта и кочевники - пастухи; нация, усвоившая себе в течение ряда веков из-вестную цивилизацию, и племена, еще не имевшие общения с культуpoй; нация с развитыми навыками общественной жизни и племена, находящиеся на весьма низком уровне общественности. «И благодаря этому ни истреблен не гкереаовых элементов, ни вековой гнет и разорение не были Б состоянии вытравить таящуюся в недрах народных масс способность к культурному возрождению, Эшм отчасти и объясняется сравнительная быстрота и легкость в акклиматизации армян в XIX столетии в новых условиях европейской жизни,» Мусульманские государства передней Азии недолго сохраняли свою силу и могущество. Мощь и престиж военной деспотии сменились разложением. Факторы упадка и распадения Турции (Карловицкнй мир 1699 года) и Персии создали объективные условия для подъема обессиленного армянского народа, ||Ни Мало-по-малому среди армян начинает развиваться просветительная и общественная деятельность, на первых порах под сильным влиянием и при содействии армянских колонии и армян-эмигрантов (армяне Ве-нецианской республики, Голландии, Индии). Появляются первые печатные книги; в самой Армении восстанавливаются монастырские школы. Главными работниками на просветительном поприще являлись духовные лица, в особенности вартапеты (ученые монахи-учителя). Параллельноскультурным возрождением стали намечаться и национально-политические стремления; вполне определившиеся движения этого рода мы встречаем уже в конце XYII века. Первыми пионерами национального освобождения являются потомки древних владетельных армянских фамилий окраинных областей Армении (Карабах и Лори). От них не отстают католикосы, как Гандзасарские (в Карабахе), так н Араратские (Эчмиадзинские); далее выдвигаются патриотически настроенные купцы, в особенности из числа эмигрировавших. Стремления к национальной независимости раньше всех проявились у армян Персии, в XYIII столетии пережившей эпоху чуть ли не безнадежного развала, анархии и расслабленности. В Турции, напротив, в первую половину XIX столетия армянское движение в общем еще чуждо территориально-национальных требований, оставаясь всецело в рамках общеконституционного движения и борьбы за гражданское равноправие; такой тактики армяне придерживались в особенности в Констаитинополе и вообще в приморских городах, и со стороны Порты действительно делались попытки пойти в этом направлении навстречу предъявлявшимся ей требованиям (конституционные акты 4Таттишериф" 1837 г. и "Гатти-гумаюнь" 1856 г., изданные под влиянием волнений ее христианских подданных и под давлением европейских держав). Но полная и злостная неудача всех этих мер, неспособность старой Турции усвоить и применять к своим подданным и в особенности по отношению к христианам европейские приемы управления, естественно, создавали иные настроения в турецких христианах и в частности в армянах. Армяне не могли не понимать, что осуществления политических гарантий национальной независимости им невозможно добиться одними своими силами. Отсюда - обращение за помощью к "христианским" державам Западной Европы и в особенности к России; обращение к Западу, к Европе было старой традицией армян, всегда сознававших себя родственными Европе1. Отсюда же вытекала и более сложная формулировка национально-политических стремлений армян: не полная независимость, не вполне самостоятельное, политически обособленное государственное существование, а нечто другое: достижение безопасности и частичной независимости под эгидой культурной ("христианской") могущественной державы. Лишь с первой четверти XIX столетия начинают реализоваться эти заветные мечты, хотя и в значительно урезанном и обесцвеченном виде. Центром армянских надежд делается в это время Россия. Армяне и раньше обращались к этой державе, но это происходило окружным путем - через Западную Европу, прямой путь был прегражден не столько кавказским хребтом, сколько обитавшими к северу от Армении и Грузии враждебными пародами. Да и Россия еще была далека не только от Кликала, но и от Прикаикааъя. В конце XY1U в. с покорением Крыма и заселением Новороссин, Россия почти «плотную подошла к Прикан- казью и стала строить более или менее определенные политические планы по отношению к передней Азии. К этому времени и относится взаимное сближение армянского народа и Российской империи , дикто- нашиссся общностью политических интересов на Ближнем Востоке . Совпадение интересов и стремлений было настолько полное и гармоничное, что Россия не делала различия между армянами и русскими (напр. для укрепления и защиты своих южных границ она заселяла их армянами); армяне же в свою очередь смотрели на Россию, как на свою спасительницу» ж fЩМ И XIX столетии значительная часть Армении была присоединена к России . И для этой части армян наступает новая эра культурного существования. iSi^H L По данным всеобщей переписи армян в России числилось в 1897 г. 1.173.471, «не менее 1.218.463, приблизительно, 1.230.000», из них главнейшая масса сосредоточена на южном Кавказе. Из 1.120 тысяч армян, живущих на Кавказе, только 31 тысяча населяет (1897г.) Северный Кавказ. ||9^Н Сравнительно с двумя другими значительными народностями Закавказья - грузинами и татарами, армяне являются нацией, наиболее разбросанной. «Но в Южном Кавказе имеется и отдельная армянская область - наряду с грузинской и татарской.» Для того, чтобы очертить область сплошного армянского населения с численным преобладанием его, мы должны оставить в стороне формальные межи существующего административного деления края, которые мало соответствуют реальным границам племенного расселения. Центром армянского населения является Эриванская губ.; здесь разместилось немногим менее половины армян всего Кавказа, составляя 55% всего наличного населения губернии (татар в губернии приблизительно 38%, курдов - 6%). Вокруг Эриванской губернии, как центра наибольшего сосредоточения армян, расположены, непосредственно прилегая к ней сплошными полосами со всех сторон, этнографически армянские участки смежных Елизаветпольской и Тифлисской губерний и Карсской области. Елизаветпольская губ. делится на две части, резко отличные одна от другой по этнографическому составу; в то время, как восточная и северная (низменная и прикуринская) полоса - почти исключительно населена татарами, вся западная и южная, т. е. примыкающая с востока к Эриванской губ., полоса (нагорная и предгорная) - район преобладания армян, составляющих более 70% местного насе-ления1. В Тифлисской губернии армяне населяют преимущественно юго-западную часть ее; из 230 тысяч армян этой губернии здесь проживают 200 тысяч, образуя непосредственно прилегающую к Эриванской губернии полосу с преобладанием армянской народности (Ахал- калакский и Борчалинский уезды, южная часть Тифлисского и восточная Ахалцихского уездов). В Ахалкалакском уезде армяне составляют 4/5 всего населения; в Борчалинском - армян 35%, татар 30% (грузин - 5%, русских - 6%); в Тифлисском уезде из 16 тысяч проживающих здесь армян 14 тысяч с лишним сосредоточены в южной полосе западной части его, прилегая (и врезываясь) непосредственно к территории Бор- чалинского уезда . Карсская область самая пестрая в южном Кавказе по племенному составу; наиболее многочисленны здесь армяне (25%) и турки (21 %). Если рассматривать отдельные части области, то окажется, что главная масса турок сосредоточена преимущественно в западном районе (Олтинский и Ардаганский округа); армяне же размещены преимущественно на востоке (округа Карсский и Кагызманский), сильно преобладая над остальными народностями (армяне образуют здесь 35%, причем остальные 65% сильно раздроблены: 19% курдов, 12% греков, 11% русских, 8 % турок, «8 % карапапахов.» И эта армянская часть Карсской области непосредственно прилегает к Эриванской губернии с запада, составляя с ней единую сплошную территорию с преобладанием армян. Таким образом, в южной центральной части Закавказья вырисовывается сплошной (географически компактный) район с численным преобладанием армянской народности. Однако, по сравнению с двумя другими национальными районами южного Кавказа, грузинским - на севе- ро-западе и татарским - на юго-востоке, российская Армения является наиболее пестрой по этнографическому составу населения. В общем, российская Армения, занимая пространство около 70.000 кв. верст, по последним статистическим данным насчитывает приблизительно два миллиона населения, из коих значительно более миллиона, т. е. около 55% приходится на долю армян (около 70% всего армянского населения России); следующая за армянами по своей численности народность - татары - составляют 28% местного населения1. * * * Российское владычество застает Закавказье в патриархальной атмосфере средневекового строя, быта и нравов, притом в атмосфере, ярко окрашенной азиатским колоритом. В армянской среде положение двух наиболее могущественных классов средневекового мира - феодалов и духовенства - было несколько иное, нежели в среде соседних с ней наций; отсюда и характерные отличия жизни армян конца XYIII столетия и дальнейшей ее эволюции. Рассматривая не тот внешний режим, в условиях которого развива лась армянская нация, а ее собственную внутреннюю структуру, мы должны прежде всего констатировать, что к тому времени армянского феодального класса уже не существовало. Хотя армянский народ и продолжал жить в условиях клерикально-феодального строя Грузии и мусульманских владений (Персии и Турции), но эта внешняя обстановка, так сказать, не имела решающего влияния на формирование их собственного идейного уклада; иноплеменный и иноверческий феодальный порядок в глазах армян оставался явлением неправомерным, имеющим лишь фактическую, но отнюдь не моральную и правовую силу. Собст-венный же национальный класс феодалов со своими традициями и тенденциями был вытравлен из организма армянской нации татарским завоеванием; незначительные осколки древней армянской феодальной знати, сохранившиеся в лице карабахских меликов, и две-три феодальные фамилии сравнительно позднего происхождения (берущие свое начало от персидских шахов и грузинских царей), конечно, не могли создать феодального землевладельческого-крепостнического миросозерцания. Армянское духовенство в свою очередь имело мало общего с западноевропейским (католическим) классом феодального духовенства; ему не доставало для этого соответствующей социально-политической почвы. Не опираясь на значительную земельную собственность, лишенное вообще экономической силы, гонимое властителями-иноверцами, оно не могло властвовать над своей паствой, в поддержке которой нуждалось. Лишенное материальной силы и власти, оно, однако, в лице лучших, наиболее просвещенных своих представителей, пользовалось глубоким моральным влиянием. Клерикализм в армянской среде был явлением не столько сословного и политического порядка (экономической эксплуатации и юридического властвования), сколько культурного свойства (схоластика, догматизм). Это не было клерикализмом господствующей церкви, воинствующей и властвующей над народом и претендующей на гегемонию над единоверным ("христианским") государством и "христи-аннейшими" монархами. Но в этой форме влияние духовенства отнюдь не было безраздельным. Наряду с духовенством действовали и светские элементы, со своей стороны влияя и внося кое-что свое. Эти светские элементы выходили из среды успевшего более или менее определиться городского сословия-бюргерства, состоявшего из купечества и верхов ремесленного класса. Это городское бюргерство и составляло другой влиятельный класс армянского народа. Если мы прибавим к этому еще сельское сословие - крестьянство, — то мы исчерпаем социальный состав армянской нации; впрочем, крестьянство, несмотря на подавляющую свою численность, не представляло собою заметной величины в отношении идейного руководства, о чем речь будет после. Отсутствие армянской феодальной аристократии, несравненно более слабая, чем на западе позиция духовенства и сравнительно сильное влияние бюргерства - вот отличительные черты внутренней социальной структуры армянского общества конца XYIII века. Уместно будет здесь несколько подробнее остановиться на роли и значении церкви в жизни армянской нации. В ней мы имеем одну из типичнейших национальных церквей. Уже один личный состав ее налагал на нее в этом отношении свой характерный отпечаток; почти все армяне входили (и входят и поныне, за незначительными исключениями) в состав армянской церкви; с другой же стороны одни только армяне и входят в нее. «Это подавляющее значение армянской массы в составе церкви, в связи с полной национализацией еще с древнейших времен всей внутренней жизни и быта церкви, вело к тому, что вступление и пребывание в ней иноплеменных элементов вело к арменизации последних (напр., утийцы). Вполне национальная по составу и характеру армянская церковь, была такой же и в своей внутренней организации». Церковное управление не было монополией духовенства; руководителем церковной жизни и деятельности являлся также и мирской, светский элемент. Церковь и духовенство - это два понятия, которые в армянской жизни не покрывали друг друга; церковь была шире; она была не сословной организацией властвующего клира, а действительно национальной организацией. Благодаря этому с падением политической самостоятельности Армении армянский народ не лишился окончательно и вполне своей национальной организации; он сохранил ее в лице церкви. В свою очередь, и сама церковь, с падением армянской государственности и с исчезновением феодального класса, утратила свой феодальный характер и всту пила на путь демократизации. Во многих сторонах армянской жизни церковь, как единственное национальное учреждение, заступила место и исполняла функции политического союза, и в этом смысле она являлась, можно сказать, не только или даже не столько религиозной, сколько светской национальной организацией, служа ценным символом единства внутренней самостоятельности и известной внешней независимости нации. И армянская церковь пользовалась этими не чисто* религиозными функциями тем более успешно и широко, что они призна-вались (и признаются поныне) Турцией и Персией , и в известной мере на подобную же точку зрения стала и российская государственная власть, «видящая в армяно-григорианской церкви национальную организацию "гайканского народа* . При таких отношениях между армянской церковью и армянской нацией церковь представляла одно из орудий достижения национальных целей и разрешения национальных задач. Армянских католикосов (выборный глава церкви у армян) мы встречаем всегда среди борцов за национальное освобождение; ту роль, какую в сношениях Грузии с Россией исполняли грузинские цари, в сношениях армян с Россией играли, главнымобразом, католикосы, как официальные представители армянской нации. «При такой солидарности и не могло быть антагонизма между нацией и церковью, между нацией и духовенством, чуждым сословной обособленности и растворившимся в народе». В результате церковь реально совпадала с нацией и идеально отожествлялась с ней. По в начале XIX века нация еще понималась более или менее узко: в качестве ее представителей выступали, как мы уже указывали, духовенство и бюргерство, с которыми сливались и ничтожные по своей численности наследственно-аристократические элементы. Эти-то слои и придавали своюокраску армянской церкви, как и всей национальной жизни, внося в программу и тактику национального движения клерикально-бюргерские тенденции, принимавшие все более умеренный и охранительный характер и замиравшие в схоластической неподвижности. Оппозиция, возникшая против этих тенденций в среде широких Д мократических кругов, борьба и победа этих последних и составляет содержание культурной эволюции, проделанной российскими армянами в XIX веке. В двадцатых годах основываются первые национальные учебные заведения российских армян на европейский образец1; «и уже в конце тридцатых годов выступают первые и при том выдающиеся деятели армянского возрождения и просвещения, деятели с европейским университетским образованием.» В пятидесятых годах новое направление можно считать уже сформировавшимся. «В этот же период молодое поколение армянских деятелей создает литературные произведения, до сих пор не потерявшие еще своего интереса и жизненности, не говоря уже об их громадном историческом значении: на них воспитался ряд поколений, из которых последнее только теперь сходит со сцены. Первые провозвестники идеалов будущего, они, конечно, не сразу были поняты и достойно оценены; но их деятельность далеко не была бесплодной; спустя одно поколение они уже выступили в качестве духовных вождей возрождавшегося армянского общества». В литературе и публицистике середины XIX века мы находим уже почти все идейное содержание, все характерные черты, отличающие новый период армянской жизни и мысли; гуманизм, светский дух, борьбу со схоластикой, реализм, последовательный демократизм, глубокие народнические симпатии и боевой темперамент. Тогда же были завоеваны права гражданства для нового (живого, народного) литературного армянского языка, вытеснившего древний церковно-книжный, и предприняты первые работы над его окончательной литературной обработкой. Последующие десятилетия не внесли в этом отношении существенно нового; основные устои общественных идеалов и национальных тенденций остаются те же, лишь более проясняются, углубляясь и широко распространяясь в народных массах. Благоприятными условиями для возрождения российских армян надо считать многосторонность и разнообразие идейных течений, под влиянием которых ему пришлось зародиться и расти. Первыми общественно литературными деятелями были питомцы Дерптского университета, которые перенесли с собой на родную почву немецкие идеи первой половины XIX века, в частности идеалы "Молодой Германии". Через турецких армян (в особенности константинопольских) оказывала косвенное влияние французская культура, под исключительным и односторонним влиянием которой совершалась эволюция этих последних. Наконец, с шестидесятых годов начинает сказываться русское культурное влияние, с течением времени естественно получавшее все большее преобладание. Однако как ни интенсивен был процесс вовлечения российских армян в русло русской общественной и культурной жизни, все же никогда влияние ее не становилось исключительным, единственным. В особенности в национальном вопросе, игравшем кардинальную роль в армянской жизни, даже передовая русская мысль, упорно проявлявшая в данном случае некоторого рода дальтонизм, не могла удовлетворить запросов армянской интеллигенции. «Под скрещивающимися, взаимно пополняющими друг друга воздействиями европейской и русской культуры продолжается и до наших дней развитие армян в России.» Центральным пунктом армянской общественной жизни, не только в Турции, но и в России, в течение всего XIX столетия являлся, как мы только что отметили, вопрос национальный; вокруг него группировались, им обусловливались все остальные. Судьбы национальной борьбы, ее успехи и неудачи, планы и перспективы давали тон и окраску всем другим сторонам общественной жизни армян. Среди наций Кавказа армяне представляют едва ли не наиболее цельный, национально-цементированный коллектив. Не говоря о татарах, еще во многих отношениях страдающих племенной разобщенностью и делающих лишь первые шаги на пути национального сплочения, даже грузины несколько уступают армянам в этом отношении. Армянская национальность сложилась многие столетия тому назад. Национально-самобытный язык, национальная сплоченность в связи с неизгладимыми воспоминаниями о древней Армении, о многовековой единой культурной и политической жизни, развивают в их среде сильное чувство национального единства. «Такой национально-сознательный народ, конечно, не может утратить национальные инстинкты, свою национальную индивидуальность». И под влиянием новых условий жизни и новых идейных факторов национальные идеи не исчезают, даже не ослабевают, но приобретают у не лишь более широкий и ясный характер. Прежде всего подвергается коренному изменению само представление о нации; оно освобождается от пережитков узких олигархических представлений. Укрепляется взгляд на нацию, как на весь народ, без различия привилегированных и низших слоев его. Эмансипируется идея нации и от конфессиональной узости, связанной с отожествлением нации с национальной церковью; армяне, не числящиеся в исторически армянской (армяно-григорианской) церкви, также признаются родными сынами единой нации (армяне-католики, протестанты, православные). В связи с этими же общими принципами демократизма и секуляризации, новое направление выступило в 60 -х годах с программой реформы армянской церкви, с программой, вызвавшей некоторый переполох в охранительных кругах. Вопрос о реформе церкви, как подчеркивали и сами его инициаторы, не имел никакого касательства к догматическим и богословским вопросам, и всецело диктовался интересом к церкви, как к национальному, а не религиозному институту. Реформа имела в виду исключительно организационную и административную сторону церковной жизни, вопрос об участии широких общественных слоев в церковном управлении, вопрос об армянских школах, о национально-церковных имуществах, об общественном призрении (церковная благотворительность), об избрании верховного католикоса всех армян, представляющего нацию во внешних ее сношениях. Церковь они хотели преобразовать в орган национального и народного самоуправления, в церковной форме создать истинную демократию. Это реформаторское движение, следовательно, не было аналогично реформационному движению XYI в. в Западной Европе. Чисто-религиозного момента, интереса к вопросам веры, исканий истинной религии и религиозной истины мы не встречаем в процессе развития общественной мысли армян нового времени . Чуждое по существу религиозного элемента требование церковной реформы так и вы ставлялось под знаменем не религиозного и не церковного, а национального движения. Новый народнический патриотизм выступает с критикой прежнего патриотизма, одновременное этим развивая свое положительноесодер- жание. И в поэзии, и в публицистике он бичует традиционное содержание патриархального быта и мировоззрения; в особенности взращенный на нем и им питаемый самодовольный национализм, отмеченный духом фарисейского самолюбования, праздного квиетизма и благодушной инертности. В связи с отречением от догматизма и переоценкой всех национальных «ценностей и» традиций подвергается критике и сама идея, само основание национальности. Освобождаясь от догмы, освященной глубокой традицией вековых страданий и жертв, являвшейся как бы аксиомой, не нуждающейся в доказательствах, национализм стремится найти себе разумное обоснование в новом миросозерцании, подняться до сознательного убеждения, просветиться в своем содержании. Старый национализм был склонен к формулам "самобытной" армянской культуры; проникнутый таким стремлением, он легко мог увязнуть в трясине застывшей патриархальности и исключительности. Новый патриотизм, наоборот, не имел притязаний ни на обладание и сохранение, ни на самостоятельное создание самобытно-национальной, специфически армянской культуры; стремление его к национальному самоутверждению отнюдь не клонилось к реставрации формы и содержания минувшего, хотя бы и "славного11 прошлого. Лозунги армянского самоутверждения и самобытности для него имели смысл, как противопоставление себя и своего народа затхлой азиатщине, и неразрывно сплеталось с неудержимой тягой к европейской культуре. «Говоря о культурной эволюции российских армян, не лишне остановиться на их национальных школах, сыгравших крупную роль в истории просвещения народа и бывших предметом особой заботливости нации. Традиционная просветительная деятельность армянского духовенства и церковных учреждений подверглась в начале XIX века коренному преобразованию, в результате которого национально-церковная школа перешла из рук духовенства в руки приходских общин . Тогда же школь ное преподавание было поставлено на почву современной (европейско педагогики, преподавание начало вестись на родном языке; в связи с расширением положительного содержания учебной программы, в школах уделялось место изучению родины, родного языка, истории и географии Армении, наряду с изучением истории и географии России, как общего отечества, и русского языка, как языка государственного1. Насколько справедливо утверждение, что народная школа в России развилась благодаря деятельности земского самоуправления, настолько же можно сказать то же самое о деятельности армянских церковно- общественных органов в деле создания и ведения армянских народных школ, притом не только начальных, но и нескольких средних. Не получая никаких пособий от казны, без всякого содействия со стороны правительства, они множились и развивались средствами и тру-дами самого армянского народа. Разработка рациональных учебных программ и уставов, составление учебников, подготовка контингента учителей- всю эту нелегкую работу армянскому обществу удалось совершить не без успеха, благодаря той горячей преданности делу просвещения народа, которую обнаружили широкие общественные круги и благодаря энергии армянских церковно-общественных организаций. Не следует забывать, что со времени 70-х годов, т. е. как раз с начала расцвета армянского школьного дела, вся эта работа происходила в обстановке постоянной борьбы с притязаниями, с придирками, преследованиями кавказского учебного ведомства. Поставив себе целью осуществление всеобщего образования, передовое ар-мянское общество неуклонно, хотя и медленно, шло вперед в своей школьной деятельности к достижению этой цели, и как ни много еще осталось сделать (успешность работы тормозилась недостатком материальных средств), тем не менее армянские церковно-общественные школы создали твердую почву для введения всеобщего обучения и наметили практические пути, по которым должно идти дальнейшее развитие народной школы. » Обрисованный в общих чертах переворот в умах сопровождался, или вернее был вызван переворотом в общественных отношениях как внутри армянской национальной среды, так и во взаимных отношениях ее с другими нациями. Социальное содержание эволюции армян за истекшее столетие надо характеризовать как эпоху развития армянской демократии в южном Кавказе, эпоху выступления широких народных слоев на арену общественной жизни и приобщения их к тому демократическому миросозерцанию, которое было перенесено с Запада армянской демократической интеллигенцией еще в половине XIX столетия и переработано затем применительно к местным и национальным условиям. Этот общественный подъем новых народных слоев естественно должен был натолкнуться на сопротивление, как внутри национальной среды - со стороны ее влиятельных верхов, так и вне ее - со стороны господствовавших элементов; и насколько первое сопротивление было слабо и легко преодолимо, настолько второе было упорно и тяжело в зависимости от характера и силы сопротивляющихся факторов. С общественной структурой армянской нации мы уже отчасти знакомы; познакомимся с факторами вненациональной социально-политической среды: с иноплеменной -грузинской и татарской- средой и российским политическим порядком. Для уразумения эволюции во взаимоотношениях кавказских народностей в XIX столетии, необходимо сначала охарактеризовать внутренний социальный уклад каждой из них и междунациональные их отношения в дороссийском политическом режиме. Все три народности являлись прежде всего массами земледельческими в широком смысле этого слова, массами крестьянскими «и такими остаются они и поныне». Пользуясь данными переписи 1897г. о сословиях и занятиях, мы можем сказать, что крестьянский и земледельческий элемент в составе трех закавказских народностей представляет в общем одинаковый процент: 75-85 . В начале XIX столетия процент земледель цев среди армян и грузин был еще более высок; среди татар он был меньше, ибо некоторый процент приходился здесь на долю кочевого скотоводства. В отношении главной массы населения все три народности сос- ловно не отличались сильно одна от другой; это не мешало, конечно, различиям культурного характера; оседлое, типично земледельческое грузинское и армянское крестьянство с одной стороны; с другой же стороны - татарское, даже и в наши дни сохранившее традиции и черты кочевого и пастушеского быта. Но составляя по своей численности главную массу населения, земледельческий класс в смысле общественного влияния совершенно отступал на задний план перед верхними пластами. И по отношению к этим верхним классам обнаруживается уже резкий контраст в структуре указанных народностей. У грузин и татар мы встретим столь же многочисленное, сколько и привилегированное, господствующее сословие дворян; у армян - почти полное его отсутствие. А взамен этого сословия, как бы для усугубления противоположности, у армян мы находим городское бюргерство (городское торговое и ремесленное сословие) при отсутствии его у грузин, а отчасти и у татар. Деревня была местожительством не одного только крестьянского населения; она была и резиденцией дворянства. «Конечно, в городах жили также элементы, тождественные сельскому по своим занятиям; но значительная масса городского населения имела свой специфический социально-экономический облик и быт, не говоря уже о большей культурности.» Подавляющее большинство населения почти всех городов южного Кавказа в начале XIX века составляли армяне1. И в настоящее время из 40 (приблизительно) городов южного Кавказа в 15-ти армяне образуют большинство2 «(в Тифлисе, Эривани, Александрополе, Новобаязете, Ахалкалаке, Ахалцихе, Аба- стумане, Телаве, Карее, Ардагане, Кагызмане, Олтах, Закаталах, Шуше, Артвине, Герюсах; некоторые из этих городов лежат вне пределов Российской Армении). Таким образом, контингент городского населения южного Кавказа составлялся преимущественно из армян, с которыми в городах восточного Закавказья отчасти конкурировали татарские купцы.» По данным переписи в южном Кавказе горожан среди грузин менее 10%, среди татар - около 12%, «а среди армян - более 21 % (если же брать не южно-кавказских, а по всей Империи, то на долю горожан из их общего числа придется 23 %).» Процентное же отношение дворян к общей численности каждой нации - обратное: потомственных дворян среди грузин 5% с лишним, среди татар - 4%, а среди армян - всего 0,6, при этом большинство армянского дворянства сосредоточено в Елиса- ветпольской губернии (1,5%), в Эриванской же и в Карсской области величина процента падает до 0,12%. Соответственно этому, среди массы кавказского дворянства армяне занимают совершенно незначительное место; например, в типично армянской Эриванской губернии татары составляют 44% всех потомственных дворян гу бернии, 31 % - русские, армяне же лишь 15%. Если бы мы захотели охарактеризовать национальную физиономию трех кавказских народностей в зависимости от того, какие слои задают тон в общественной жизни каждой из них, то для начала XIX столетия, приняв во внимание средневековой феодальный строй всей южно-кав- казской жизни, грузин и татар можно было бы назвать дворянскими, феодальными нациями, армян же - бюргерской. Однако, необходимо указать на характерное для культурной физиономии отличие грузинского дворянства от татарского. Как у армян "именитое" гражданство, так и у грузин их ^благородное" дворянство являлось носителем национальной исторической культуры. Татарский же феодализм, носивший кочевой, пастушеский характер, был чужд культурных традиций, при характерном для средневекового дворянства презрении и неспособности к мирному труду, татарское дворянство - главным образом мелкое, низшего типа - отличалось особенно беспокойным характером и много напоминало европейское средневековое рыцарство, разбойничавшее на дорогах. Вся его деятельность сводилась к беспрерывным феодальным междоусобицам и вооруженным наездам. «Что касается общего культурного уровня этих национальностей, то если принять за признак культурности степень грамотности, она выразилась в следующих цифрах: в Эриванской губернии процент грамотных армян почти втрое больше, чем грамотных татар, процент же грамотных армянок вшестеро больше, чем грамотных татарок. Из | |
| Просмотров: 2264 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
