| Главная » Статьи » Армяне М. Александропулус |
Саят-Нова
| Восемь столетий разделяют двух вели¬ких поэтов-корифеев Армении — монаха- философа Нарекаци и монаха-трубаду-ра Саят-Нову. За этот период поэзия прошла большой путь развития. В 1453 году произошло огромное для того региона историческое событие — падение Кон¬стантинополя, завоевание его турками. Армянский поэт, живший в то время, Аракел Бангишеци, в 1453 го¬ду сочинил плач в стихах о взятии Константинополя. Там он пишет, что придут из Европы единоверцы, христианские народы, и освободят город. Потом они направятся на Восток, уничтожат всех неверных и ос¬вободят Армению и Месопотамию, Иерусалим и Еги¬пет. Так предсказал поэт-монах. Однако после разгро¬ма Киликийского царства (1375 г.) до XX века у армян не было своего государства, ни большого, ни малого. Все их земли оказались под властью турок или персов, которые продолжали в войнах кроить и перекраивать Армянское нагорье. В те трудные времена исчезли и привилегии национального феодального строя. Мест¬ных армянских сатрапов сменили феодалы-иноземцы — турки, персы, курды. Кроме монастырей и сел, не осталось других боль¬ших общин, очагов национальной культуры. Для ли¬тературы это имело свои последствия: чем больше су¬жались границы общины, где жил поэт, тем сильней окрашивались его произведения личным чувством, тем больше развивался индивидуальный стиль, и поэзия, уходя от философии и теологии, приближалась к повсед¬невной жизни и песне. Кроме того, хотя армянские поэты в большинстве своем были монахами, законоучи¬телями, епископами, а многие даже сидели на архиепис¬копском престоле, они испытали на себе влияние ок их арабо-персидской поэзии. Сложились ус- {ойчивая лирическая атмосфера и вполне конкретная этическая система, то есть традиционные формы, и прочее. Арабо-персидская культура переживала I период возрождения, и ее веяния дошли и до этой части Европы. Армянский поэт жил, конечно, не во дворце визиря и со своим сазом не сопровождал на войну и пир хана или пашу. Он по-прежнему жил в монастыре. К 0 мысли его по-прежнему были полны видений хрисгианского мистицизма. Это затрудняло сближение поэзии с жизнью, что стало уже традицией на мусуль¬манском Востоке. Но в армянских монастырях поэзия стала чувствовать и говорить иначе, и, как видно по стихам, доступным нам в переводе, очень сильное влиякие — более сильное, чем соседей-арабов,— оказал на нее Нарекаци. Когда читаешь антологию стихов армянских поэтов средневековья, создается впечатление, что они огляды¬вались назад и пересматривали жизнь с момента, ука¬занного их великим соотечественником, Григором На- рекаци. Словно впервые открывали разные несообраз ности, творящиеся несправедливости, неожиданные повороты судьбы, прекрасное в жизни, которое не дано испытать человеку, проблемы жизни и смерти; и все это пытались сами обсудить с Богом, недоумевая, как согласовать их с идеей справедливости творца, созда¬теля мира. У философов раньше встречались подобные идеи. I Но с XII—ХШ веков они придают жизни определенный I тон. С этих недоуменных вопросов началась лирическая J средневековая поэзия Армении. Ованнес Ерзнкаци, рабунаапет, то есть первый среди учителей, и Фрик I (ХШ в.), один в своих поэмах, другой в сатирах, пишут ; I об ударах судьбы и множестве странностей жизни. Фрик I в поэме «Колесо судьбы» доходит до смелых разногла- . I сии с Богом, а в других стихах, как видно, раскаивает-1 1 is в своей дерзости. Немного поздней уже Константин К Ерзнкаци создал замечательную лирическую поэму, J 1 посвященную весне, и другие стихи, которые можно! В назвать любовными, хотя система выразительных J ЙШедств в них еще старая. В творчестве этих трех поэтов проявились новые^ троения, а в их размышлениях о жизни и о смертш УМЩент постепенно переносится на жизнь; чисто лири ческое чувство изливалось в свободной песне. Соседи армян — арабы, персы, турки — уже разрешили эти проблемы. Рудаки, Омар Хайям и другие в прекрасных стихах воспевали любовь и вино. У них были свои традиции. Да и философия их религии внушала мысль о смерти лишь как о конце праздника, биологической неизбежности. Но армянам, как и прочим христианам, чтобы выйти из средневековья, надо было самим это I пережить и постепенно усвоить. Трудный путь, похожий на первые шаги Адама и Евы в прекрасном саду, обрек лирическую поэзию на медленный переход от средневе¬ковья к Возрождению. Но в страхе, нерешительности* сомнениях особая прелесть армянской поэзии, и на старинных армянских миниатюрах видишь иногда эти I робкие очаровательные жесты. Например, Гавриил на цыпочках подходит и преподносит цветы робеющей еще больше, чем он, армянке Богородице. Тут напрашива ются сравнения с первыми лирическими стихами, пер выми шагами любовного чувства и радостного земного опыта в поэзии. Отметим, что еще до XV века в стихах, даже в прекрасных лирических описаниях и исповедай^ I есть диалог. Поэт сам с собой обсуждает то, что осмс| I лился Заметить и выразить. В конце почти каждого I стихотворения или где-нибудь еще приводится четве ростишие, в котором автор, упоминая свое имя, делает заключение и дает практический совет,?' чтобы пре достеречь себя и читателя от новых демонов. «О Кон стантин, возьми то, что ты слышишь, и поставь в один ряд с истиной: как крепость, замкни свою душу, когда слышишь, что стучат в твои ворота. Многих поток жизни унес на своей волне, и потом, как тяжелый свинец, они затонули и долгие годы лежат на дне». Большинство поэтов были священнослужителями, эта среда была наиболее грамотна, культурна. Они создавали замечательные лирические стихи. Но не упус¬кали случая проявить сдержанность, как в приведенном выше отрывке, или дать назидательные наставления. Для любовного диалога в XIV, XV и даже в XVI веке ? нередко использовались формы беседы Соловья и Розы- М Такие стихи мы встречаем у автора «Плача о Констан? Щ тинополе» Аракела и более лирические — у Григория, Ц архиепископа с озера Ван. Но в его время (XVI в ) Ш Розу заменили Яблоком, которое вело начало от дрЩШ ней истории рая и своей материальностью придавало Ш оттенок любовному поэтическому опыту. Соловей же уступил место поэту, страстно желавшему познать радости жизни, воспевавшему женщин, вино, природу. Словно лавка в краю прекрасном Грудь твоя, там и шелк и атлас, Мне бы этим товаром красным, Став купцом, завладеть бы сейчас, Чтоб лежать на шелке атласном, Не смыкать до рассвета глаз. Так пишет Наапет Куч а к. Он освободил поэзию от груза средневековых условностей, заговорил на язы¬ке, стремившемся выразить истинные свойства вещей и их ценность в человеческой жизни. В своих стихах Кучак и ученый, и народный певец, но больше — народный певец. Он до сих пор не забыт. Сочинял он главным образом любовные стихотворения. Радост¬но и мужественно воспевал любовь, без вздохов и нытья выражал надежду на любовные встречи и за чертой смерти, а когда его призывы оставались неуслы¬шанными, решительно закрывал эту главу и открывал следующую. В одной его песне есть такие слова: Скажут мне: ты стала водою — пить не буду, рук не умою; Скажут мне: ты стала лозою — не коснусь твоего вина1. У него много четверостиший с пятнадцатисложным стихом (айрен). Обычная тема — радостный призыв к любви, надежде, счастью: С той поры, как рожден на свет, мне спасенья в молитвах нет. И пускай священник зовет — сворочу, не пойду вослед. А красавица поглядит — славословлю и шлю привет. У колен ее — мой алтарь, я грудям ее дал обет. Или в другом четверостишии: Из дома выйди своего, как солнце из-за туч. Сияй для взора моего, как саблевидный луч. Святых отцов и то с пути глаза б тво/х свели: Из дома отчего уйти готов, пропасть вдали2. Есть у Кучака разные афоризмы и грустные песни °б армянских пандухтах, тех, кто отправился в даль¬ние страны. Песни последних обычно назьшают «Крунк», что значит «перелетный журавль». ...В эпоху Наапета Кучака открывается драматичес¬кая глава в армянской истории — жизнь на чужбине. Потеряв надежду увидеть свободной свою страну, кото¬рую султанская Турция и шахская Персия превратили в арену постоянных войн, многие люди уезжали куда глаза глядят — на Восток, на Запад, в Индию. Так начался непрерывный отток крови. Как бы обрывается прекрасная поэтическая леген¬да. В следующем веке упоминаются некоторые имена историков, но история, по существу, кончилась. Ме¬няется и характер поэзии. Чтобы заработать себе на хлеб, поэты покидают монастыри и выходят на дорогу с барабанами-доолами и флейтой-зурной, воскрешая древнюю традицию народных армянских певцов-гуса¬нов (рапсодов). Но их теперь называют ашуги — влюбленные поэты-музыканты. Одним из первых ашу¬гов был монах и иконописец Нангас. Упоминают также Степаноса, которому приписывают несколько хороших любовных песен, а также Лукана, много странствовав¬шего и образованного армянина, писаря Ибрагим-паши в Египте. Лучшим из лучших певцов-ашугов был Арутюн Са- ядян. Став в юности ашугом, он принял псевдоним Саят-Нова, означающий на одном из индийских диа¬лектов «главный певец». Его ставят в один ряд с велики¬ми арабскими и персидскими лириками. Стихи Саят- Новы — это грустные любовные песни. Он жил доволь¬но долго—83 года (1712—1795), принимал участие в праздниках, поэтических состязаниях и всегда выходил победителем. Его никто не мог превзойти. Он сочинял песни на армянском, грузинском, азербайджанском . языках, и на Кавказе все считают его своим националь¬ным поэтом. Юным пригласил его к своему двору грузинский царь Ираклий II и сделал главным певцом. Но Саят- Нова влюбился в царскую дочь или в какую-то другую ! принцессу и удалился в армянский монастырь. Благо- I воливший к нему царь сделал его епископом, что не i мешало поэту при желании скидывать рясу и, надев старое светское платье, идти куда-нибудь петь. Так j поступил он, будучи уже стариком, кбгда узнал, что j появился молодой певец, готовый превзойти его в ела- I ве. На состязании Саят-Нова победил его и до самой I смерти сохранял титул первого певца. Саят-Нова быдИ | |
| Просмотров: 2127 | Теги: | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
