| Главная » Статьи » Армяне М. Александропулус |
Ованес Туманян
| Ованес Туманян — один из самых замечательных поэтов нового времени. Он жил в конце XIX и начале XX века. Я не видел в Армении ни одного человека, который не знал бы Туманяна. Даже малообразо¬ванные люди знают не только его имя, но и какой это был человек, что писал и даже многое из написанного им. И если не сумеют прочитать наизусть стихи Туманяна, то расскажут какую-нибудь его сказ¬ку и непременно вспомнят рассказ «Гикор», историю бедного крестьянского мальчика, которого отец привез из деревни в город, чтобы отдать в услужение к тор¬говцу. Обычная история деревенской бедноты всего мира. Если даже прочтешь множество подобных рас¬сказов, познакомишься в жизни с другими, более тра¬гическими судьбами, по-своему интересными, и если нет ни малейшей охоты читать такой рассказ или вообще не нравится подобная литература, стоит взять в руки «Гикора» Туманяна даже в плохом переводе, и не оторвешься, пока не закроешь последнюю страницу, хотя заранее догадываешься о всех перипетиях этой армянской драмы. Потом, почувствовав твой интерес к Армении двух первых десятилетий двадцатого века или времен первой мировой войны, тебе скажут: «Прочти статьи Тума¬няна». В литературе важно уметь сохранять равновесие между индивидуальным слогом и народным языком, и в этом отношении Туманян может служить образцом. В наши дни, разумеется, армянский литературный язык уже не язык Туманяна — иначе пишут поэты и прозам ки, иначе говорит народ. У Егише Чаренца есть хоро¬шие стихи: Ширятся душевные границы, и не выразят, чем дышит век, ни Теряна звонкие цевницы, ни пергаментный Нарек. Даже сельский говор Туманяна нас не может в эти дни увлечь, но отыщем поздно или рано самую насыщенную речь1. Туманян сделал, по-видимому, то,, что делают боль¬шие писатели: собрал и соединил живые элементы своего творчества и народного языка, разрешив таким образом назревшую проблему эпохи и заставив других смотреть уже не назад, а вперед. В Армении со стороны духовенства неоднократно предпринимались попытки продлить жизнь мертвому языку и монополизировать письменный. Язык поэзии, о котором шла речь в предыдущей главе, уже устарел для современного читателя, но в то время, когда она создавалась, это был живой язык, обновленный, шаг¬нувший далеко вперед от законсервированного в церков¬ных текстах грабара. Новая поэзия продолжала идти потому же пути. Большую роль сыграла тут специфика армянской истории, накопившаяся национальная боль и эстетическая привлекательность, приверженность традиции, не прерывавшейся и прй интенсивном об¬щении с прогрессивными культурными течениями дру¬гих народов. За Туманяном следует целая плеяда прекрасных поэтов и хороших прозаиков, .особенно создателей исторического романа. Но Армения — прежде всего страна поэтов. И почти все они оказались вдали от родины. Константинополь, Тифлис и Венеция были важней¬шими культурными центрами армянской эмиграции. В начале XVI века (1512) в Венеции армяне напе¬чатали свою первую книгу. Дальнейшая история кни¬гопечатания связана с Константинополем и Амстерда¬мом, затем с Индией (Мадрас, Калькутта; в Каль кутте вышла первая армянская газета), с Персией (Исфахан), с самой Арменией (Эчмиадзин в начале XVIII в.), опять с Венецией, где Мхитар из Севастии основал армянскую католическую конгрегацию (XVIII в.), важный культурный центр, существующий и поныне. Из «мхитаристов», создавших затем кон¬грегацию в Вене, вышли первые поэты нового времени, например Гевонд Алишан (также замечательный исто¬рик, археолог, географ) и его ученик Пешикташлян. В Тифлисе, вокруг школы, открытой католикосом Нер- сесом (семинария Нерсесяна), в начале XIX века об¬разовался другой большой культурный очаг. В этой школе учились наиболее значительные ученые, писате¬ли и художники Восточной Армении. В это время в Константинополе, где жило тогда около двухсот тысяч армян, было несколько разных школ. Значительное культурное движение развилось в Москве. Богатый промышленник-армянин Лазарев основал здесь Инсти¬тут восточных языков. В конце XVIII века Екатерина II переселила армян из Крыма на юг России, и они основали там город Но¬вая Нахичевань, ставший культурным центром армян. В те же годы греки из Крыма перебрались в соседний Мариуполь. Сходные судьбы. Особенно в годы турец¬кого владычества в Армении и Греции можно найти много схожих исторических эпизодов и человеческих судеб. Оба народа стараются выжить и сохранить свое национальное сознание, обрести свободу. Какого-ни¬будь армянского поэта легко сопоставить с Ригасом Ферейосом1 и отыскать стихи, созвучные тем, что писал Соломос2 о чужих дверях, с трудом открывающихся, когда в них стучат, ища помощи. В ту эпоху в Арме¬нии были свои Сули, Мани3, свои неприступные области, свои клефты4 и Дзавелисы5, как, например, в XVIII ве ке легендарный Давид-бей, основавший свободное княжество в горах Сюника. Петрос Дурян был гениальный юноша. Он умер в 1872" году в Константинополе, не дожив до двадцати двух лет. Помимо исторических драм — он был актером в армянском театре — после него остались лирические стихи — жалобы на столь короткий жизненный путь (он умер от туберкулеза); его считают одним из луч¬ших армянских лириков. Одна поэма так и называется сЖалобы», или «Гангат», своеобразное «Я обвиняю», обращенное к Богу. Природа, любовь, юность. Бог играет всем этим, и мир есть не что иное, как его злая насмешка. Армянская поэзия в те годы ярко расцвела как в Западной Армении, так и в Восточной, в России. Пламенным певцом свободы слыл Рафаэл Патканян, а позже Ованес Иоаннисян, который, дожив до совет¬ского времени, стал основателем новой, революционной поэзии. Западные армяне, жившие в Стамбуле, под непосредственным влиянием европейских школ внесли особый вклад в обновление современной поэзии. Но это не означает, что они были далеки от национально- патриотической темы. Почти все они, и среди них бле¬стящие поэты, стали позже жертвами геноцида. Эпической и лирической силой, насколько можно судить по переводу, отличаются стихи жившего в Стамбуле Даниэла Варужана, особенно цикл «Язычес¬кие песни». Он пишет то о древней, то о малоазиатской Армении, где была его деревня. Воспевает первоздан¬ные стихии эпохи, когда люди еще не имели дела с тем, что несет гибель, например церковь и прочее, отдаляющее их от природы и оказывающее пагубное воздействие. Читая стихи Варужана, вспоминаешь эпи- ко-лирическую страстность, вдохновенность и поэтич- , ность Сикельяноса1. Поэзия Варужана была, очевидно, идеологической и лирической кульминацией трагедии, которую переживали тогда армяне в Стамбуле и дру¬гих местах — гонений и резни, пролога катастрофы 1915 года, когда погиб и сам поэт. Такие же песни сочинял Сиаманто, тоже жертва геноцида. В одной из его поэм говорится: «В реках крови в те страшные дни все мои мысли, все мечты стали навеки безумными». Страстно призывает к расплате за все жестокости Рубен Севак. Он противопоставляет мощь духа христи¬анской проповеди послушания в мире волков. К маршу близка его поэма «Колокола» (1909), гимн непокорен¬ной силе, призыв к церковным колоколам подать сиг-нал к восстанию, невзирая на мертвого бога разору¬женного армянского христианства. На ту же тему напи¬саны им прекрасные элегические стихи, посвященные старому отцу, который был, по-видимому, священником. Лицо реальное или символическое, это честный, непре¬клонный проповедник. И теперь поэт несет его на своих плечах, как тяжелое наследие прошлого. Он хочет похо¬ронить отца, но знает, что все равно не избавится от минувшего и при наступлении нового дня будет по- прежнему нести роковую ношу своих предков. Севак то¬же стал жертвой геноцида. Под влиянием ницшеанства и проникнутой им ев¬ропейской литературы армяне-интеллигенты в Стамбуле постоянно разрабатывали эту тему. Мне довелось про-читать очень хорошую драму Левона Шента «Старые боги», написанную в 4909 году. Сюжет взят из древней эпохи и связан с горами Восточной Армении, озером Севан. Столкновение христианской идеологии с древ¬ним язычеством. Первая разоружает человека, делает его неспособным к сопротивлению и борьбе, в то время как древние люди умели бороться и добывать своими руками все необходимое. В уста своих героев драма-тург вкладывает повторяющиеся фразы, звучащие при¬мерно так же, как стихи Севака в его поэме «Коло¬кола»: «Если страх тебя обуял, ниц пади с крестом. Правду ищешь — поднимайся, но уже с мечом». В 1908 году в Стамбуле умер двадцатидвухлетний Мисак Мецаренц, один из самых лирических поэтов Армении, юный певец, переживший столь короткую мо¬лодость, жаждавший познать прекрасные мгновения жизни. «С какой страстью» назвал он лучшую свою песню. «Со страстью к лугам красно-белым пчела собирает нектар с цветов мака-красавца... со страстью, дрожа на пухе своего ложа, невеста-щеглиха ждет j своего щегла...» ...После Туманяна величайшим открытием для меня явился Ваан Тёрьян. Замечательный поэт. Мне попа¬лась книга, где были собраны все его стихи. Когда Наапет увидел у меня в руках этот синий том, он опять проворчал что-то о переводах. — По переводам, которые я читаю, правильное ли представление складывается у меня о ваших по¬этах? — Пожалуй, правильное. — Прекрасно. — Но переводы далеко не всё передают. I И не могут все передать. — Процентов тридцать пропадает. — Ну и что из того? Я напомнил ему о последнем прекрасном письме Горького к Леониду Андрееву. Наапет и сам хороший прозаик; человек с философским складом ума и армян¬ским юмором, он прекрасно знает историю литературы, и возникший спор мы тут же разрешили. Я согласился с ним и прибавил, что правильно поступают теперь французы. Они передают в прозе как можно ближе к оригиналу то, что возможно передать, остальное возлагают на читателя, современного восприимчивого и образованного человека — кто еще читает в наши дни стихи? — который, вероятно, способен прочитать подлинник и почувствовать его атмосферу. Он сам становится сопричастным литературному процес¬су, как переводчик, действующий на свой страх и ; РИСК. О Ваане Терьяне говорит Егише Чаренц в своем стихотворении о языке. Там речь идет о благозвучной зурне и богатстве ее звуков. Один из видов этого ин¬струмента называют у нас «бульбуль» — армяно-пер- сидское слово «блбул», означающее «соловей». Оно вошло в армянскую поэзию, в старинные песни-диалоги ЦСоловья и Розы, о которых говорилось выше. А затем слово «блбул» было заменено словом «ядон». В леген¬де рассказывается, что птица Ядон прилетела из чужих I стран и принесла оттуда прекрасные песни. Они поко¬рили Розу, и отступил Блбул. Исследователи находят I I средневековой армянской поэзии ряд западных и восточных влияний и в этой легенде видят влияние западных, то есть греческих, источников. Ведь Ядон — анаграмма греческого слова «аидон» — со¬ловей. Стихи Терьяна — прелестные музыкальные пьески. Это чувствуешь сразу, когда слышишь названия поэти¬ческих сборников, изданных им за свою короткую жизнь (он прожил всего тридцать пять лет): «Гре-зы сумерек», «Ночи воспоминаний», «Золотые сказки», «Возвращения», «Терновые венки», «Страна Наири». Он был очень образованным человеком, специалистом по кавказским языкам, сыном священника-философа. Вклад отца и древней Армении, то, что читал и о чем мечтал сам поэт, переплетается в его стихах и состав¬ляет их ткань. Как в картинах Шагала постоянно встречается что-то, напоминающее его родную Бело¬руссию,— кусочек сказки, крыша, кошка, петух, улица, ветка дерева, так и в поэзии Терьяна ощущается вкус родной земли, дома, армянских гор. Словно шепот цветов, мечта о лучшей жизни. Поэтическая школа Терьяна — эстетика символизма. Музыкальный звук — ядро его поэтической философии. Глубинный голос предметов, выражающих свою идею не с помощью то¬го, что видят и говорят, а с помощью того, на что наме¬кает их внутренний голос, заставляет воспринимать все скорей как душевное состояние, интуицию и предчувст¬вие. С такими художественными проблемами связан вклад его в армянскую поэзию, в новые смысловые и эмоциональные границы слова. У него совсем особый поэтический мир, непохожий на мир предшествующей армянской поэзии. С новыми идеями поэтической выразительности Терьян сочетал свои национальные и общественные чаяния. Он был полон мечтой о новой родине и хотел видеть Армению свободной не только от султанов и царей, но и по духу, устоям жизни. Он мечтал о новых общественных нравах и устоях социализма. И от слов перешел к делу. Еще до Октябрьской революции он примкнул к русским социал-демократам, был соратни¬ком Ленина, членом ВЦИК. В 1920 году, будучи уже тяжело больным, он направился по поручению партии в Среднюю Азию. Умер он в Оренбурге, где ныне есть музей В. Терьяна. Ученый, поэт-символист, коммунист, мечтатель... При всем том он ни на минуту не забывает о древних, как «тысячелетняя мечта», горестях Арме¬нии; постоянный мотив его творчества: высокие горы и бессмертные, как горы, пастухи; что бы ни происходило в мире, они каждый вечер будут зажигать костры и созывать своих товарищей на другой склон; это солда- К стоящие в карауле. «Прочтите статьи Туманяна...» Туманян, который был лет на двадцать старше Терьяна и умер через три года после него, жил в одну из самых бурных эпох в истории своей родины. Начиная с конца прошлого века при Абдуле Гамите бесконечные преследования, тюрем¬ные заключения, ссылки. Туманян был арестован цар¬скими властями и в 1910 году посажен в московскую тюрьму. Потом первая мировая война, геноцид, Ок¬тябрьская революция. Сложная и бурная история Кавказа, отступление русских частей, образование новых государств, вторжение турок, Советская Арме¬ния. Обо всем этом забываешь, читая Туманяна. В его стихах и прозе невозмутимость, мудрое спокойствие, словно их написал отшельник или равнодушный ко всему происходящему певец. У него богатый поэтичес¬кий дар. Точно рядом стоят мешки, полные золотых монет, и стоит ему протянуть руку, как он наберет целую пригоршню и подарит тебе. Такое впечатление оставляет его благодатное поэтическое слово, читаешь ли короткие лирические стихи, длинные баллады, боль¬шие эпические и философские поэмы или рассказы и легенды. Он оставил большое литературное наследие. И принимал участие р борьбе своих соотечествен¬ников за освобождение Армении. С необычайной ясностью и большой поэтической мудростью пишет Туманян в своих статьях о сложней¬ших армянских проблемах. У него редкая способность правильно ориентироваться в клубке идей и полити¬ческих тезисов, несколькими словами передавать их Истинную сущность. Даже когда он взволнован каким- нибудь чрезвычайным событием, историческим момен¬том, который может пагубно отразиться на судьбе на¬рода, слог его остается скупым, спокойным, но в то же время вдохновенным и увлекательным. Его односельча¬не вспоминают: когда турки в 1918 году вторглись в армянские земли и дошли до горных теснин Лори, где было родное село поэта, сам он, верхом на белом коне, в первых рядах боролся за союз разных горных народов. Он обращался к ним: «Поднимайтесь, как наши густые леса, стойте не¬сгибаемые, как наши горы, возьмите ружья и палите, как палят молнии в скалах нашей деревни. Пусть уви¬дят наши враги, пусть увидит весь мир, что они могут пройти через Эрзерум и Каре, но не могут пройти через горные теснины Лори. Я жду вас». Так писал он в мае 1918 года. В те дни под деревуш¬кой Сардарапат армяне дали победный бой захватчи¬кам, отстаивая жизнь, открывая новую страницу своей истории. | |
| Просмотров: 3776 | Теги: | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
