| Главная » Статьи » Армяне М. Александропулус |
Арагац
| Арагац — самая величественная гора, стоящая напротив Арарата, в сердце Армении. Высота его более четырех тысяч метров, хотя со стороны он кажется ниже. Постепенно набирая высоту с одной стороны и плавно спускаясь с другой, он образу¬ет гигантский купол, похожий на небесный свод. Арагац, как подобает мужчине, хранит спокойствие, не извергает лавы. Как и все вокруг, он вулканического происхожде¬ния. Те, кто поднимался на него, знают, сколь обманчи¬вое впечатление производит он со стороны на туристов. Если взобраться на гору, увидишь четыре большие вер¬шины, обрамляющие древний кратер, занесенный сне¬гом. Кое-где сохранились остатки ледников эпохи ма¬монтов и волосатых носорогов. Когда, выехав из Еревана, мы направились к Араацу, нам показалось, что мы попали на Луну или в пус¬тыню. Камни, темная, красноватая железистая земля, лелкая острая травка, полынь, колючки, чертополох. Дарство Арагаца — восемь тысяч квадратных километ- юв из двадцати девяти — тридцати, составляющих всю :трану. А дальше — другие спящие горы, всюду, куда [и кинешь взгляд, пепельная, бесплодная земля. Как же живут в Армении люди? Если спросить армянина, что производит его страна, н с мрачным юмором ответит: камень. Так и есть. [ скажет, что одно из названий Армении — Карастан, [арство камня. Я говорил уже о камнях Армении. Забыть о них незможно. Куда ни пойдешь — они перед тобой. Теперь а советская республика благодаря камню, цементу, бесту алюминию, меди свинцу и, конечно, умелым рабочим рукам — современная высокоразвитая проышленная страна. Сельское хозяйство дает 10—12% До^оДа республики. Плодородной земли почти нет. А для той, что есть — около 450 тысяч гектаров,— нелегко найти воду. Дождей, выпадающих в низинах, в долине Аракса и пустынных степях, по которым проходит до¬рога на Арагац, не хватает, чтобы напоить землю. Мно¬го влаги задерживается на высоких плоскогорьях с альпийской растительностью. Вот почему еще со времен царя Аргишти процветало здесь искусство строить водо¬проводы и каналы, прокладывать желоба, один из кото¬рых, высеченный в граните и твердом черном камне, сохранился до наших дней, и по нему, как в древности, бежит вода. Мы видели его в тех местах, где проезжа¬ли. Без воды земля здесь мертва. ї Три четверти обработанных земель — поливные. Поля орошают водой из озера Севан. От каскада элект? ростанций, сооруженных на реке Раздан, получают электроэнергию. Но после тридцатилетней интенсивной ^эксплуатации уровень воды в озере снизился на двад¬цать метров. Дальнейший процесс обмеления привел бы к национальному бедствию. Пришлось ограничить рас¬ход воды и по подземному каналу, прорытому в горах, пустить воду одной из рек, чтобы напоить само озеро. Огромные проблемы для маленькой республики. Ее эко¬номика развивается, разумеется, в общей системе эко¬номики Советского Союза. Часть расходов электроэнер¬гии — в настоящее время в Армении значительно разви¬та промышленность — покрывает атомная электростан¬ция, действующая в. старом. Сардарапате. Но потреб¬ность в электроэнергии велика. Теперь пытаются и сель-скохозяйственный вопрос решить по-новому. Если зем¬лю не обрабатывать, чтобы она плодоносила, она снова превращается в камень. В камни готовы превратиться и горные селения Ар¬мении. Как пепельные степи готовы поглотить воду озе-, ра Севан и чуть не иссушили его, так и каменный Ереван притянул к себе армянскую деревню и готов ее погло¬тить. Камень — опасная стихия. Он вовсе не мертв и не неподвижен, как кажется. Камень легко разрастается, и людям трудно от него избавиться. Отток людей из деревни, как известно, вопрос не толко эконоческий. Что будет с деревней и Озером, думают в Армении многие, не только в министер- Л Стоит приехать на Севан, как вам сразу скажут, 'он был раньше и что от него осталось. Армянские написали об этом озере примерно столько же, шлько об Арарате. Может быть, и больше. Теперь Севан вмещает все: и Арарат, и озеро Ван, и многое дру¬гое. Еще больше пишут о нем иностранцы, посетившие Армению. Воды его колышет ветер на высоте почти двух тысяч метров (всего лишь без десяти), «ближе к небу, чем к земле», говорят здесь. Окружающие горы не от¬ступают, чтобы не ушла вода, и, как венок, синеватой рамкой обрамляют Севан. Озеро, венок гор и небо. Не¬повторимое ощущение от столь близкого соседства неба и воды, их простора, света, спокойных нежных красок. Должно быть, это как-то отразилось в названии, которое мы находим в древних греческих источниках,— Светя- I щееся озеро. Для армян Севан — светоч страны и души. U— Я не пытаюсь прибавить нечто новое к тому, что так прекрасно сказано об озере арийцами и неарийцами, как выражались прежде. Просто-напросто хочу осве- I тить его чистым светом проблему, о которой упомянул выше. Ведь и деревня, полагаю, тоже светоч, которому люди не дадут погаснуть при развитой и сложной по ду¬ху и возможностям современной цивилизации. Если мы погасим эти светочи, погаснет нечто прекрасное и полез¬ное в человеческой душе. Сужается отведенное человеку пространство не столько потому, что он не живет в де-ревне, сколько потому, что он ее не знает, перестает знать и думать о ней. Формы жизни, отмершие под дав¬лением ритмов современной действительности, наверно, бесполезно пытаться восстановить — это все равно что воскрешать мертвых. Но те формы сочетались с психи¬ческим миром, который люди не должны утратить, как свои знания, чувства, свою историю. То, что в жизни умирало, оставляло после себя свет, полезный не для истории, а для живых людей. Поскольку я не армянин и не экономист, то не могу сказать, насколько возможно и необходимо экономическое возрождение деревни. Но возрождение в современном городском жителе психи¬ческого мира деревни, природы, связей человека с при¬родой, взаимоотношений людей в природе — одна из са¬мых больших проблем городов всего мира, теряющих нечто живое, естественное и превращающихся в гиперт- - рофированных чудовищ. Меня очень заинтересовало, как трактуют эти темы, важные и для них и для нас, армянские прозаики. В Москве много лет издается журнал «Дружба на¬родов». Поскольку, кроме русского, я не знаю языков, на которых говорят другие народы Советского Союза, то я черпаю оттуда информацию о литературе этих наро¬дов.? В Арменйи у меня два друга и несколько друзей в Москве, которые занимаются переводами произведений своих соотечественников, В 1981 году в «Дружбе народов» были опубликова¬ны роман и повесть, посвященные вышеупомянутой проблеме. «Одинокая орешина» Вардгеса Петросяна — роман о запустении современной деревни. Писатель, замеча¬тельный рассказчик, наделенный острой проницатель-ностью, с болью, но в то же время с радостью и гордо¬стью пишет о своем родном крае. Пустеющую деревню символизирует одинокое дерево. Когда-то оно цвело, плодоносило, собирало вокруг себя крестьян, было пре¬красным цветущим образом деревни. Теперь она сама готова окаменеть, как орешина. Люди разъехались. И те немногие, кто еще живет в полуопустевших домах, по разным причинам один за другим покидают деревню. Мы понимаем, почему они это делают, узнаем о похоро-нах, свадьбе, по-видимому, последней в тысячелетней истории селения. И у нас создается впечатление» что мы читаем ее последнюю страницу, печальный эпилог, ка-ким и положено ему быть в большинстве романов. Но писатель хочет сказать совсем другое. В деревне живет старик учитель. И хотя он мог бы, получив пенсию, то¬же уехать отсюда — и тогда исчезнет последняя живая душа, противостоящая опустению деревни,— он рабо¬тает, сохраняет школу, дома, даже кладбище. Всту¬пает в борьбу с теми, кто спешит вычеркнуть селение на карте, расходы на него в бюджете и выкинуть из го¬ловы лишние заботы. Это районные власти, возмущен¬ные действиями учителя. В конце концов они арестовы¬вают его и сажают в тюрьму. И далее как бы начинается обратный отсчет. Автор далеко не равнодушный рассказчик. Его волнует не то¬лько историческое прошлое, но и настоящее. Жизнь со¬временных людей, их образ мыслей и настрой чувств, нравственность, экономика, политика. И поскольку не¬легко сказать обо всем, он использует форму притчи, обобщенные образы, легенды, символы, такие, как оди¬нокая орешина, растущая высоко на скале, старый про¬рок, живший когда-то в горах, чей голос уже умолк, и так далее. Такими средствами он раскрывает идею воз¬рождения того, уходящего мира. Петросян, разумеется, реалист. Видит, как разви¬вается современная жизнь. Поблизости люди строят многоэтажные дома, электромеханические заводы, атомные станции, живут совсем иначе, чем прежде. Писатель не отрицает нового; он сам живет в современ¬ном мире, пишет книги, растит детей в Ереване. Но он хочет напомнить своим землякам, что их край дает не только промышленное сырье для города, но и хлеб, вино; горные склоны могут покрываться не только камнями, но и ореховыми деревьями; природа не умирает, и пусть человек не убивает в своей душе то, что связано с ней. Ереван — это голова, но голова не может быть больше, тяжелее тела, ведь когда-нибудь шея ее не удержит. Кроме того, в заброшенных селениях погребена история страны, которую постепенно скрывают камни, она забы¬вается, и поэтому опять сходит с ума Комитас. Ранее я читал другую книгу Вардгеса Петросяна — «Армянские эскизы». Это заметки, мысли об Армении. И там его волнует тема «Одинокой орешины», он трак¬тует ее в разных аспектах, перенося то в селение, то в город, а иногда за пределы Армении, в Стамбул, Аме¬рику, Париж и Западную Армению, где сам побывал. Он очень наблюдательный и острый писатель и там, где считает нужным, никому и ничего не прощает. Напри¬мер, он пишет: «Если вы попадете в деревню и вам окажут госте¬приимство, местные власти непременно пригласят вас к столу. Осушат первые бокалы, настроение поднимется. Когда же, повернувшись к Арарату, они провозгласят тост за армянский народ, не пейте с ними. Если вас спросят почему, скажите: «Несколько лет назад здесь Рыли ямы для фундамента сельского магазина, и рабо¬чие обнаружили глубоко в земле остатки крепкой стены с прекрасно обработанным камнем. Не надо быть уче чтобы понять: это фундамент древнего храма. Бригадир позвал сельские власти, показал им стену и пред- 'дожил построить магазин чуть подальше. «Что ты бол- таеш сказали ему.— У нас есть готовый фунда- гмёнТ, зачем строить где-то поблизости? Зачем? Здесь и будет магазин. Кладка крепкая, века выстояла». И по¬строили магазин на мавзолее наших древних царей». Не так давно в советской литературе возникло те¬чение — деревенская литература. Она родилась в атмосфере, отражавшей реакцию на бюрократизм, до¬пущенные ошибки, экономические и другие просчеты в области сельского хозяйства. Литераторы иногда при¬водили конкретные факты, цифры, вносили предложе¬ния, исходя из своих знаний и опыта. Но, как обычно бывает, чем больше исследуешь, чем глубже копаешь для этого яму в земле, тем ближе подходишь к важным проблемам, и конкретный повод перестает играть роль; гораздо важней обнаруженные в раскопе находки, как в случае с армянскими крестьянами в очерке Петросяна: копаешь землю, чтобы построить сельский магазин, а открываешь фундамент древнего храма. Деревенская литература родилась в СССР вне связи Iс другими течениями советской и иностранной прозы. Но затем у нее установились контакты с другими направле- ниями — так сливаются реки, чтобы впасть в море и дать выход накопившейся силе. Проблемы, выдвинутые этим течением, вошли в литературу как проблемы общечеловеческой психологии. Динамично развивалась художественная выразительность, обогащенная новыми содержательными средствами, возникли иные взаимоот¬ношения прозы и поэзии, в современном повествовании | возродились для новой жизни некоторые старые формы. Грант Матевосян — представитель именно такой прозы, неотделимой от мира армянской деревни. В атмосфере сельской жизни он стремится пережить то, что убивается городом. В представлении писателя большой город — скопище цемента, дыма и камня, а настоящая жизнь — вдали от его разрушительных влияний, пагуб¬но воздействующих на психологию человека. «Древние горы под нашим чистым небом» — так называется его рассказ, прекрасно переведенный Анаит Баяндур. Матевосян напоминает сеятеля, чей мешок полон семян,— он всюду сеет воспоминания. Его рас- I сказы населены воспоминаниями. Город заполняют дома, оставляя узкие проходы, улицы, где с трудом умещаются люди; дома душат. Далекие воспоминания очаровывают, зовут к своему ясному небу, предлагают людям выход, освобождение. Матевосян плотно заселяет пространство своих произведений, иногда перекрещивает в них разные плоскости. Нелегко пройти его поле, полное армянских хачкаров. Но чувствуется I высокое мастерство писателя, поэтичность и сжатость В его слога. Когда я в Ереване прочел впервые рассказ Матево- сяна, то как-то непосредственно, близко почувствовал [ мироощущение его героя. Это молодой парень, дитя гор. Он вырос среди пастухов, крепкий и сильный. Потом он приезжает в Ереван учиться и тоскует по родному ррелению. Но его притягивает город, куда прилетают самолеты с туристами, а среди них столько красивых ^девушек. Привлекательные польки и жаждущие сол- кнечного тепла и сильных южных ощущений шведки. ЦБудь он в своей деревне, он поднимался бы сейчас, нас-вистывая, в горы, карабкался по ущельям, а тут он вза- • в'перти, в цементной коробке, и мечется как белка по »длинным узким улицам. «Я пошел по Абовяну, свернул 1; на Туманяна, пересек перекресток Туманяна и Налбадя- j на, остановился». Картины родной деревни, ее люди все |.еще постоянно живут в его мыслях. В непосредственном . поведении парня то и дело прорывается что-то из сель¬ского прошлого. Но постепенно он перестраивается и I готов даже отречься от него. Однажды вечером он про¬вожает в гостиницу шведку и вдруг видит у ограды больницы двух старых друзей по горному селу. Чем-то он выдает себя. Шведка замечает что-то странное в его поведении: он внезапно сворачивает, увлекает ее в дру гУю сторону, чтобы она не столкнулась с крестьянами. Она спрашивает: — Ты из деревни. Нет,— отвечает он. I Из Еревана? Й Да. Матевосян прекрасно владеет искусством расцве- ивать свои персонажи массой на первый взгляд без¬различных деталей или их собственной речью, хотя говорят они не о сере, а о том, что как будто не имеет к ним отношения. Богата юмором даже эта грустная исто¬рия. Друг юноши, старый балагур пастух, умирает в больнице. В нем просыпается зверь; он глотает лекар¬ства, которые ему дают врачи, и готов проглотить своего старого друга, которого едва успевают спасти и отправить в деревню. Я прочитал еще один рассказ Матевосяна, «Буйво¬лица». Удивительный рассказ; так остро чувствуешь его атмосферу, прямо видишь перед собой буйволицу, кото¬рой пришло время, и она рвется к буйволу. Но буйвола поблизости нет. Буйволица бросает свою старую хозяй¬ку, оставшуюся одинокой после войны, и идет по горным хребтам и ущельям искать буйвола. То ей кажется, буд¬то он ревет где-то и зовет ее, то она вроде бы видит его на вершине холма. Но так нигде и не находит. Долго блуждает. А потом попадает случайно в город, прямо на бойню, где ее чуть не убивают. Так Матевосян слагает поэму о Природе и Естестве, бессмертных законах жиз¬ни, забытых людьми в городах, и поэтому надо, чтобы время от времени там дул свежий ветер и чтобы, если возможно, повернула вспять река и своей чистой водой омыла городские улицы, пробудив в людях ощущение природы и подлинной жизни. Что и делает автор заме¬чательной «Буйволицы». | |
| Просмотров: 803 | Теги: | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
